Римская волчица. Часть первая (СИ) - Моро Корделия

— Подсоедини личный чип этого человека к анализатору, пусть сольет все что у него есть за последние… когда вы приняли решение бежать? — за последние два месяца.

Симон побледнел и поднялся со своего стула. Прозрачные трубки капельниц потянулись за ним, как диковинная трава.

— Вы не имеете права. Я не дам своего разрешения.

— Я его спрашиваю как будто? Вы появились среди сраного ничего на шаттле враждебной мне Семьи…

— Адмирал, может быть все же не стоит, — произнес Квинт, стараясь говорить спокойно. — Квириты не враги квиритам.

— Захлопнись, Квинт. Не помню, чтобы я сейчас интересовался твоим мнением. Так вот! На шаттле среди сраного ничего. С дохлым инопланетником. И вешаете мне на уши лапшу.

— Я готов подтвердить свои показания, если мне введут вериум!

— Под действием вериума вы ничего путного не сможете рассказать. Будете бубнить все такую же чушь, да еще и блевать. Или соглашайтесь добровольно слить данные чипа, или я своей властью велю его из вас вынуть! Хирургически.

Квинт похолодел, а Анаклет очень аккуратно положил на столик какой-то инструмент. Послышалось негромкое звяканье.

— Адмирал, я должен официально донести до вашего сведения, что принудительное извлечение чипа римского гражданина противоречит…

— Я сказал, захлопнись! Анаклет!

— Да, адмирал.

— Приготовь операционную.

— Прошу меня простить, Люций Константин, — тихо, но твердо сказал врач, — но я вынужден отказаться. Клятва Гиппократа превыше моей личной преданности вам и даже превыше присяги.

— Ах вооот как! Что же. Вы можете покинуть камеру. Я найду другого врача. Который личную преданность мне ставит превыше всего. Практиканта! Техника! Хотя бы ветеринара.

— Вам придется в Халифате искать человека, который согласится исполнять живодерские приказы. Говорят, они в этом мастера.

— Мал-чать! Я не потерплю, чтобы на моем же корабле оспаривались мои приказы. Все вон отсюда.

— Люций…

— Вон отсюда, пока я не отдал вас обоих под трибунал. Квинт!

— Да, мой адмирал.

— Займись сканированием сектора. Если Первый флот где-то здесь, мы обязаны об этом знать. Как угодно проверь. Маневр не отменять.

— Да, мой адмирал.

— Свободен.

— Да, мой адмирал.

Тяжелая металлопластиковая дверь камеры закрылась. В коридоре Квинт и Анаклет обменялись взглядами, но не посмели сказать друг другу ни слова.

Малак ибн Муххаммад ибн Сулейман аль Махди аль Авла сидел за чудесной красоты деревянным столом в покоях адмирала, играя сам с собой в нарды. Жаровня с кофе, дико смотревшаяся среди римских строгих интерьеров, варварски была поставлена на инкрустированную яшмой и перламутром столешницу. Тонкий запах кардамона разносился в технологически очищеном воздухе, придавая ему живости. Юноша поглядывал на дверь — обычно в это время приходил Люций Константин, адмиральские вахты традиционно были днем. Они играли в настольные игры, пили кофе, беседовали, потом адмирал читал вслух несколько страниц какой-нибудь интересной римской книги. Художественный литературный вымысел был для Малака в новинку, в его краях знали лишь стихи о любви и геройских подвигах, военные хроники и религиозные трактаты. Последних было особенно в избытке. Юноша поглядывал на «Записки о галльской войне», толстенную бумажную книгу в золоченом кожаном переплете. Сам он читал по-латыни плохо и потому с нетерпением ждал адмирала. Наконец над входной шлюзовой дверью загорелся синий огонек и она медленно отъехала в сторону. Малак встал.

Люций был мрачен как туча, бледен, ворот всегда аккуратного мундира растегнут на несколько пуговиц. Он едва взглянул на своего юного гостя, кивнул и прошагал к столу, чтобы налить себе вина. Малак вина не пил, но на всякий случай достал бутылку заранее и даже положил в ведерко-холодильник. Играть роль заложника на римском корабле оказалось так скучно, что вечерний визит адмирала казался желаннейшим из событий.

— Ты неважно выглядишь, — сказал он на своем гортанном фарси. — Плохой день?

— Очень плохой, — Люций глотком выпил вино, не разбирая его тонкий вкус, налил еще. Подумал, и сыпанул прямо в бокал белого порошка из хрустальной банки. Малак сдвинул брови. — Отвратительный день, дорогой мой.

Фарси его впрочем был безупречен, без самого легкого акцента.

— Расскажешь?

— Нет. Но вот тебе новость — мы идем к Земле. Несколько дней — и я пересеку окраину Солнечной.

Люций наконец сел, сильно дергая расстегнул остальные застежки мундира, мелькнул ворот ослепительно белой рубашки. Адмиральский перстень на его руке завораживал исчерна-синим блеском резного сапфира. Перстень, дававший власть развернуть сто тринадцать боевых кораблей римского флота. Малак подумал об их несравненной мощи и еле заметно вздохнул.

— Ты летишь к ней?

— Да. Я лечу к ней.

Диана Электра Флавия завершила укладку парашюта и подняла взгляд на очертания высокой скалы, с которой только что спрыгнула. В темном синем небе над скалой плыла одинокая точка флаера и светили древние земные звезды — а более ничего. Полная тишина и запах моря и лавра. Руки и ноги чуть ныли той приятной болью, которая настигает после целого дня физической работы. На точку прыжка могли бы и доставить, но забраться туда самой, с парашютным ранцем за плечами, чувствуя под пальцами нагретый солнцем камень… о да, прекрасный отдых. После недели в центре статистики, среди бесконечных строчек цифр, хорошо проветрить голову.

Привычный запрос с чипа в воздушную транспортную сеть, и флаер спустился к ней — легкая, верткая машина, хорошо приспособленная для полетов над морем. Радостью было бы не лететь сразу домой, а продлить отпуск пешим переходом до цивилизации, но сейчас на это не оставалось времени: утром пришла записка с приглашением от Люция. Рановато для их ежегодного свидания, адмирал Аурелий должен до осени патрулировать со Вторым Объединенным сектор Стрельца, но Люц всегда поступает, как хочет. Наверное, у него какие-то срочные дела на Земле, вот и прилетел раньше.

Вместе с мыслью о записке сразу вспомнилось и надменное лицо матери, Поппеи. «Отказать Аурелию? Ты с ума сошла? Я сейчас же перезвоню его родителям и ты скажешь, что пошутила! Глупая девчонка!»

Флаер чуть дрогнул под руками и накренился, заваливаясь носом к темной глади, исчерканной пенными гребешками. Воспоминанию этому уже больше пятнадцати лет, а оно все равно вызывает бешенство. Лучше все вытеснить и не думать, а то мать сразу хочется придушить. В любом случае, получив — тогда, в юности — категорический отказ в ответ на предложение руки и сердца, прекрасный ее друг детства с присущим ему несокрушимым упорством раз в год устраивает свидания, одно другого изысканнее. В хорошие годы дело обходится без дорогих подарков и разговоров про замужество.

Выровняв машину, Электра переключилась на автопилот — вызвала новости, полистала каналы. Строго говоря, все это можно было узнать хоть в полете со скалы, хоть в джунглях, просто обратившись к чипу и вызвав визуализацию, если бы не гигиеническое правило «не погружаться в инфосреду на природе».

«Мы не бросаем мусор в лесу, мы не засоряем ум избыточными данными, мы моем руки перед едой». Новости как обычно одновременно пестрые и скучные, бессмысленный калейдоскоп. Сенат завершит свою летнюю работу на августовские иды… Эмилий Веспасиан Траян стал самым молодым сенатором десятилетия… Ночные небеса в этом году украсит особенно яркий поток Персеид… Семейство Туллиев повысило свой социальный коэффициент на семь процентов за счет новых разработок в области образования…

Новости отвлекали, и Электра не сразу заметила второй флаер, спикировавший в темноте откуда-то из-за скальной гряды. Он явно шел на ручном управлении, да еще с высоким приоритетом пилотирования, потому что сначала нахально притерся борт в борт, игнорируя стандартное расстояние, а потом обогнал, сделал горизонтальную бочку и тут же знакомо покачал корпусом, как будто бы у каплевидного флаера были крылья, как у шаттла.